– Да. Но приключения еще щекочут меня.
– Подумай, что завтра ты будешь старухой.
– А ты послезавтра.
– За деньги я найду молодых, свежих и красивых женщин.
– Я тоже найду за деньги веселых мужчин.
– Это большая разница, – возразил Тито. – Я всегда платил, как платит всякий мужчина, даже в двадцать лет, когда ему кажется, что женщина отдается ему по любви. Ты же всегда продавала свою любовь, а теперь окажешься в печальной необходимости покупать у других. Познаешь, как это печально платить за любовь.
– Это то, чего я еще не испробовала. Как знать, быть может в этом есть и хорошая сторона. Посмотрим. А теперь мне пора: в четверть десятого мой выход; смотри, уже девять. Прощай.
По окончании спектакля немногие свободные места около рулетки были сейчас же заняты. Тито блуждал между столами: международные типы гетер, людей без сегодня и завтра, дамы определенного и неопределенного возраста, мужчины всех положений и званий – все это смешалось в одну общую массу.
Тито не нашел себе места.
«Достаточно, чтобы кого либо из них схватил апоплексический удар, – думал Тито, – и сейчас же было бы три свободных места: исчез бы покойник и два его соседа, которые унесли бы его. Люди чувствуют больше сострадание к умершим, чем к живым».
– Trente et un: rouge impair et passe!
Старая дама, которая все проиграла, не двигалась с места. По меньшей мере – сохранить за собой место.
– Эгоистична, как солитер! – громко сказал Тито.
Сидевший перед ним господин обернулся:
– Арнауди?
Это был старинный друг детства.
Что за наказание Господне эти друзья детства! Имев несчастье встретить их в то время, когда у тебя не было еще достаточно здравого смысла, ты должен переносить их всю жизнь и встречаться в разных частях света!
– Проиграю вот эти тысячу пезет, – сказал Тито друг детства, показывая на стопку жетонов, – и пойдем.
Тито стоял и раccуждал сам с собою: игра – это не что иное, как конденсированное существование: жизнь – это четверть часа игры в рулетку; кто выиграл, тот достиг своей цели; а для того, чтобы выиграть, достаточно, чтобы господин справа отвлекал твое внимание, а дама слева мешала тебе ставить туда, куда ты хочешь; довольно, чтобы ты сидел вблизи небольших цифр, когда они выходят, или довольно услышать шепотом сказанный номер и поставить на него.
– А ты выигрываешь? – перебил его размышление приятель.
– Сегодня я не играл, но всегда проигрываю, -
ответил Тито. – Для того, чтобы выиграть, играют только старые кокотки в отставке.
Приятели разошлись в разные стороны.
Тито направился к своей гостинице. На улицах и бульварах кипела обычная жизнь больших городов: сновали парочки влюбленных, бесшумно катились автомобили, слышался беспрерывный говор и смех.
Когда Тито поднялся к себе, Мод еще не было дома. Он нервно ходил по комнате, садился на кровать, перечитывал в сотый раз давно знакомые правила гостиницы, открывал окно и смотрел на замирающий город.
Кокаины все еще не было. Закрыл окно и стал медленно раздеваться.
– Ты еще не спишь? – спросила Мод, появляясь неожиданно со шляпой в одной руке, а другой проводя по волосам.
– Как видишь… – холодно ответил Тито, завязывая пояс пижамы.
– Что с тобой? – спросила Кокаина, заметив на лице друга призиаки плохого расположение духа.
– Где ты была до сих пор?
– Вот тебе раз! Где же я по-твоему могла быть?
– Об этом я и спрашиваю.
– Я каталась на автомобиле.
– С кем?
– С Аргведосом.
– Это студент?
– Да.
– В автомобиле? Но, если у него есть деньги на автомобиль, то лучше заплатил бы за санаторию.
– Ах, что ты знаешь! – запротестовала Мод.
– Женщины страшно не любят, когда обижают их поклонников.
– Где он взял автомобиль, этот несчастный? – настаивал Тито.
– Если ты не одолжил ему, значит одолжил кто либо другой.
– Даже шнурок от ботинок и тот никогда не доверит ему.
– Значит нанял.
– На чьи деньги?
– На мои. Ты думаешь, что никто не дает ему в долг? Я открыла ему кредит. Я одолжила ему тысячу пезет.
– Подо что?
– По дружбе.
– Он никогда не отдаст тебе их.
– Знаю.
– Тогда это плата за…
– Назови, как хочешь.
Говоря таким образом, она открыла соединительную с ее комнатой дверь и с шумом исчезла за ней.
Тито, погруженный в печаль, медленно подошел к окошку, снова раскрыл его и, казалось, искал утешение в предвечном мире, у темной ночи, которая не отказывает в этом тем, кто умеет покорно просить.
Эту ночь Тито не спал. Он слышал звонки в коридоре, звук шагов поздних гостей, завывание сирены. Зажег электричество: кругом было все то же – обои, прейскуранты, наставление для постояльцев – все было, как прежде на своем месте.
В шкафу Людовика XV сверлячок проделывал свою монотонную работу. Тито припомнил, что у него на родине червячка этого называют «часами
смерти», потому что верят, что шум его это предвестник близкой агонии.
Тогда как это – любовь. Это любовная дуэль: два червячка разного пола бьются головою об стенку своей garconniere.
«А люди убивают их, потому что они паразиты, – думал Тито. – Не есть ли человек самый ужасный вид паразита?
«Мод, Кокаина!
«Кокаина – такая ужасная и в то же время необходимая женщина; яд, который убивает и ожявляет; женщина, к которой я прицепился, как паразит…
«Все мертво вокруг нас, – думал дальше Тито. – Мы живем за счет всего умирающого.
«Жить, что за тоска! Видеть людей… Как была бы хороша жизнь, если бы не было людей! Видеть птиц, как они размножаются на свободе; леса в городах; траву, растущую на столиках кафе; грибы, растущие на пергаментах библиотек; молнию, ударяющую в опустевшие брачные ложа… Человек умудрился придавать направление даже молнии!